Тяжелые сизые космы седого мха свешивались с черных
ветвей деревьев. Солнце сюда никогда не заглядывало. Может потому, что некого
было радовать чудесным золотым светом; а может, боялось затеряться в мире
смерти, мрака и боли… На этом болоте не жили звери, птицы не вили гнезд в
кронах величественных деревьев, черных, как ночь, мертвых, как камень. Ничто не
дышало здесь, не жило, не рождалось. Только умирало…
Друм сидел на камне
посреди болотных топей и смотрел в пустоту. Он не боялся болота – трудно
бояться своего дома, того, что породило тебя. Раньше, давно очень, страх был,
но вместе с жизнью ушел и он. И жизнь ушла давно, давно и безвозвратно. Но
почему-то совсем не больно вспоминать об этом. Все оттого, наверное, что
мертвые не чувствуют боли. Они вообще ничего не чувствуют.
Он запрокинул голову.
Где-то там, за кронами черных деревьев, за смертью и тьмой было небо, чудесное,
бархатное… Там зажигаются светляки звезд, там улыбается этому миру Солнце
Мертвых и ослепительный огненный шар – Солнце Живых…
Он никогда не видел ни
неба, ни Солнца, ни звезд, но все это должно было быть просто потому, что без
всего этого его жизнь и то, что длится до сих пор – не имеет ни малейшего
смысла…
Он закрыл глаза. С
закрытыми глазами Друм видел больше, чем с открытыми. Там, в мире его фантазий,
он видел Солнце, удивительный, безумно красивый шар, огненный, дарящий чудесный
свет.
По щеке поползло что-то
мокрое. Соленое. Кровь. Друм не плакал, когда был живым. А мертвые не плачут. И
кровь стекала по щекам вместо слез.
Ему было плохо. Горько.
Сердце не колотилось в
его груди. Оно разбилось о ребра в сумасшедшем беге, гонке со смертью,
остановилось навсегда.
Он хорошо запомнил, как
умирал. Долго, мучительно долго. Во мраке, в черном лесу, где нет места свету,
где не гуляет меж черных стволов ветер, где мертвая ведьма воет в ночи,
оплакивая умерших. Тех, кого некому оплакать. Она выла и по Друму. В обычном
мире, мире людей, по тем, кого некому оплакать, воют волки, но это место не
принадлежит живым. Да и мертвым оно не принадлежит.
На другом краю
мироздания, где встает каждый день Солнце, где бледная улыбка Солнца Мертвых
покрывает землю серебром, где рождаются, дышат и смеются живые, место это зовут
Тем-Чего-Нет.
Как же ошибаются люди.
Есть оно, это место. И проклятьем тяготеет оно над душами убитых.
Долина Смерти – так
зовут это. Сюда приходят, чтобы умереть. Но это лишь иллюзия, обман. Это
место забирает жизнь, но оставляет тело, разум, душу, мучает, не отпускает
никуда…
Сколько их таких,
попавшихся в ловушку? Сотни тысяч? Друм знал, что не меньше. Эти люди всю жизнь
искали подвигов, славы. И умирали в бою, пронзенные мечом, разрубленные на
куски. И долго, мучительно долго тянулись мгновения их… жизни? смерти?..
Кто знает теперь: жизнь
это или смерть? Главное, что кошмар этот тянулся непосильно долго; воин не
верил уже, что настанет конец. А потом приходил Охотник и предлагал смерть. Они
шли сюда, но становились новыми и новыми жертвами.
Друм слез с камня и
пошел прямо по топям. Он не мог утонуть потому, что был плотью от плоти тьмы
болота, породившей его. И болото это дышало смертью, и создано было извести род
людской. Не потому, что как любое Зло упивалось болью и смертью живого. Просто
все в мире имеет свое предназначение. Однажды должен наступить конец всему, и
живым и мертвым, и это предназначение мертвых.
Мертвая ведьма завыла.
Вот и новая жертва пришла.
Девушка, красивая и
мертвая. Серые глаза смотрели из-под изогнутых бровей. Светлые волосы падали на
плечи. Друм впервые задался вопросом: как выглядит он сам? В Долине Смерти было
лишь одно зеркало – Зеркало Правды. Оно не отражало внешности человека – только
лишь показывало его суть. Когда Друм умер, он заглянул в зеркало. Там был
только огонь – цветок смерти, то, что принесет он однажды в мир живых. Друм
захотел умереть, но вспомнил потом, что уже мертв. А потом…
Потом тянулись годы,
века, тысячелетия. И все перестало иметь значение. Осталось только равнодушие.
Как выглядел он? Какое
это имеет значение? Зачем он задается этим вопросом?
Просто за эти
тысячелетия Друм так и не привык к тому, что мертв, что суть его – Смерть, что
однажды он придет в мир живых и разрушит его. И чудесный лик Солнца омрачится,
при виде рек крови, льющихся на землю…
Как хотел он одним лишь
глазком взглянуть на Солнце… Один только раз услышать дыхание жизни…
Он подошел к девушке и
сказал тихо:
- Ты видела Солнце.
Расскажи мне…
- Оно огромное и
величественное, как сама Жизнь. Оно ослепляет своим светом, и душа улыбается,
глядя на него. – Взгляд ее был устремлен в бесконечность, и Друм мог
поклясться, что она видела сейчас Солнце.
Какие замечательные
слова она говорила, как любила землю и Солнце. Наверное, она совсем не хотела
умирать. Но убили ее, лишили возможности дышать, верить, любоваться миром
живых. Именно потому-то и собирал мертвых Охотник, чтобы наказать людей за то,
что не ценят они жизнь, бездумно развязывая войны, бесцельно отнимая жизни
других людей…
В жизни своей человек
способен лишь на две вещи – убивать и умирать. Он не умеет ценить ни своей
жизни, ни чужой.
Перед Друмом предстал
Охотник. Он был давно, до того, как родился Друм, до того, как родился весь
этот мир. Он был мерилом всего сущего, он был выше правды и лжи, выше законов.
Лицо Охотника было скрыто капюшоном, а голос звучал в мозгу у Друма,
пульсировал там, проникал в уголки сознания, живя собственной жизнью.
- Ты не забыл о своем
предназначении? Ты убьешь их всех, всех живых. Иначе…
- А что будет иначе,
Охотник? Что ты отнимешь у меня? Ты властен над жизнью и смертью, но ты не
можешь убить того, кто не жил никогда… - Друм помолчал немного. - Я исполню
свое предназначение, Охотник.
Пропел рог – наступило
время…
Армия мертвых обнажила
мечи и двинулась вперед. Во главе стоял Друм. На мертвом лице его застыла
горькая улыбка. Ему было больно оттого, что он идет убивать людей, убивать
жизнь и Солнце. Но где-то далеко-далеко глупо билась мысль: Я увижу Солнце… Я
увижу его…
Армия мертвых шла в мир
живых, чтобы исполнить волю Богов – спасти людей от них самих.
Друм встал перед армией
мертвых, и страшная решимость мелькнула в его глазах. Он бросил меч, и в
черных, как тьма, глазах вспыхнуло пламя. Громкий, раскатистый голос разнесся
над армией мертвых:
- Мы идем в мир живых.
Мы должны научить людей ценить жизнь. Братья мои, бросьте оружие, ибо из смерти
уже нет дороги назад. Убив их, мы не изменим ничего. Превратим лишь живое в
мертвое. Братья мои, мы покажем им, что сделали они с живым, с нами, и они
поймут!
Ни звука не пронеслось
меж рядами мертвых. Лишь мечи беззвучно легли на седой мох болота.
Друм, сын Тьмы, придет к
живым и зажжет в сердцах тех живых огонь. Тот самый огонь, который он видел в
зеркале Правды. Все в мире не такое, каким кажется на первый взгляд. Вот и
огонь может не только жечь, но и греть.
А где-то в мире живых
светило Солнце, дарило миру удивительный свет… Оно улыбалось, зная, что скоро в
этот мир придет его сын, рожденный Тьмой, но несущий свет. Придет и улыбнется
Солнцу, и оно улыбнется ему в ответ. Мертвый придет в этот мир, чтобы научить живых
жить…