Vilen

 

ФЕНИКС

 

Солнечные блики, там, вдалеке, притягивают, манят, неслышно твердят о сказочных землях, которые они видят сквозь века... Я закрываю глаза и подставляю лицо ветрам далеких судеб. Камень, на котором я сижу, наверно помнит ласковый шепот волн и тихого бриза прошлых столетий... Возможно, он дремал под водой, никому не видим... или был священен, служил проводником веры... или слыл тайным местом местной ребятни... Я давно уже заметила закономерность: живя в настоящем, люди пытаются скрыться от него в прошлом.  Жители же шестнадцатого, десятого, пятого веков тоже хотели попасть в прошлое... или будущее. Они не считали свое время "хорошим местом", куда мы, теперешние, хотим вернуться. Для них это было настоящее, рутинная и непривлекательная жизнь, и они рвались назад. Конечно, не все, некоторые. Такие, как я.

Казалось бы, зачем что-то менять, хорошая квартира, семья, друзья... Я сделала глубокий вдох. Сочный запах цветущих трав ворвался в ноздри. Да, мне неплохо. Нет, мне не хорошо. Нет той нити, ухватившись за которую можно наверняка считать, будто крепко держишься за канат. Меня тянет в неизвестность и злит сегодняшнее бездействие! Я не могу больше так жить.

Стало холодно.

Я застегнула джинсовку и взглянула в небо. Облака...

Рука потянулась к корзинке. Я чуть подкорректировала фокус.

Секунду спустя прозвучал щелчок. Красивый же будет кадр!..

Я фотохудожник. Зарплата не слишком, но прожить можно. Наверное, я жду перемен. Да, просто глупо жду, ничего не предпринимая, лишь надеюсь. А надежда обманчива. Но что-то мешает сделать шаг, шагнуть в пропасть нового, ведь это так, казалось бы, просто – измениться. Я чувствую, что потом, через много-много лет вот такой скучной жизни я посмотрю на прошлое не с укором, а с надеждой, призрачной коркой несгибаемой веры, что если бы я смогла вернуться и начать все с начала... Ах,  неужели миг жизни, оставшийся позади, всегда нашептывает былую серенаду, давая понять, что то, что ушло, ушло навсегда?!..

Я подтянула ноги к подбородку.

Перламутровое покачивание отрешенных от мира волн. Шелест еловых верхушек. Пение птиц. Стать бы одной из них, стойких, грациозных, тех, что преодолели земное притяжение собственным крылом. Взлететь и не садиться, пока не иссякнут последние силы и тело не устремится вниз, ликуя в своем последнем  полёте. Или не падать, а полететь к солнцу, и замереть на краю дозволенной высоты, балансируя между тем и этим?

Мне не хватает ощущения жизни.

Встаю. Поднимаюсь на небольшую горку. Её не минуешь, если хочешь попасть домой. А хочу ли я?

Прохожу мимо истлевшего костра и нескольких аккуратно поставленных досок. Тут по вечерам собирается молодежь, да рыбаки захаживают днём. Но я не люблю это место. У меня есть камень.

Шагаю по дороге, усыпанной песком. В спину, подгоняя, дует усилившийся ветер. Смотрю на солнце. Ветер с запада. Запад считается гнилым углом, оттуда чаще всего приходят дожди и если ветер дует с запада – быть дождю. Что ж...

Когда я добираюсь до дома, уже ощутимо крапает. И то славно, успела.

Захожу, закрываю дверь.

– Карина?

– Да, мам.

Заглядываю на кухню.

За столом на старом удобном стуле сидит пожилая женщина с короткими русыми волосами и птичьим полётом в глазах – моя мама.

– Хорошо успела. – Смотрит за окно, на дождь.

Киваю.

– Сходи в комнату. Принеси очки. – Лицо не выражает абсолютно ничего, но я разучилась доверять лицам.

– Сейчас, – исчезаю за дверью.

– Захвати масло!

Как бы я хотела дать ей больше! Больно видеть, как страдает любимый человек, и не чем-нибудь, а той же обреченностью, что таится и у меня в глазах!

Вернувшись, я положила масло на круглый стол, накрытый полиэтиленовой скатертью. Очки отдала маме.

Севши на маленькую деревянную скамью, стоящую возле потрескивающей печи, на которую уже успела поставить чайник, я выгнала все мысли из головы. Сейчас там царила пустота. Лишь треск горящих поленьев да тиканье часов из прихожей.

– Карина, скажи...

Голос вернул меня в настоящее.

– Да, мама?

Она не спешила спрашивать. Протёрла линзы очков, нацепила их на нос и начала буравить стену тяжелым взглядом.

Я ждала. Нельзя торопить события, как нельзя и не жить.

– Тебе никогда не хотелось всё начать заново? Иметь в распоряжении еще всю жизнь, забыть мудрость прожитого и окунуться в омут вновь?

Окунуться в омут...

– Хотелось. И хочется, но...

– Что-то не пускает, да?

Я изумленно подняла веки.

Мама смотрела мне в глаза.

– Откуда...

– ...я знаю?

Моргаю.

– Неужели не понимаешь? – Она смотрела на меня с доброй насмешкой.

– Смотрю вниз.

– Карина, это со всеми, время от времени или всю жизнь. Нам нужна разрядка.

– Разрядка?

Она вздохнула.

Я всмотрелась в дождь. Кап. Кап. Жизнь утекает, впитывается в землю и даёт почву другим. Круговорот.

– Знаешь, почему я завела этот разговор?

– Почему? – Мне на самом деле интересно.

– Потому что вижу: тебе нужна помощь.

– Мама!

– Что, Карина? Да, я следила за тобой. То, что ты ходишь в библиотеку и читаешь книги по магии, это нормально! Но, то, что ты связалась с этим... – мама поморщилась, – ...этим некультурным человеком, что разъезжает на мотоцикле при свете луны, пугая кошек и собак...

Я никак не реагировала, просто сидела и молчала.

– Это не моё дело, но пойми!..

Я сижу и смотрю в дождь.

– Карина!

– Да, мама?

Она покачала головой, но больше ничего не прибавила. Что я – пуленепробиваемый жилет, она уяснила уже давно.

Чай я так и не попила. Просто прошла в свою комнату, стянула пропахшую потом ветровку, грязные носки, завалилась на кровать и закрыла глаза. Сейчас я полежу, просто полежу, ни о чем не размышляя и ничего не слыша, потом встану и пойду есть. Я не стану засыпать, а только полежу...

Я заснула.

Я заснула и стала Птицей, взмывающей высоко-высоко... Я летела над Землей, ловя ласковые воздушные потоки, сливаясь с ветром, чувствуя каждый взмах широкого белого крыла, дарующего полёт. Внизу двигалась, менялась природа. Минуту назад я летела над кукурузными полями, теперь – над стройной вереницей зелёных великанов… Все мелькало быстро-быстро – с какой же скоростью я лечу?.. Во мне остались лишь абсолютное горе, абсолютное счастье и надменное безразличие. Оторвавшись от Земли, я перестала быть собой. Чёрт, как я хочу измениться!

Придумать новое имя, завести новых знакомых, перебраться подальше от ненавистной скуки! О, я умею еще и ненавидеть! Или это просто фраза?.. Нет, ненависть жива. Это хорошо, без неё не выжить в этом воздушном мире, как и в земном.

Мой птичий глаз увидел городок... нет, маленький посёлок! Я зависла в воздухе. Старенькие кирпичные домишки, причудливые постройки... мой дом! Я опускаюсь поближе, так, чтобы можно было разглядеть людей. Они оглядываются, но успевают лишь заметить мою спину и ветер – все-таки я слишком быстра. У самого дома резко торможу, складываю крылья и опускаюсь на подоконник. Ага, кухня. Вот и мама! Мам, слышишь, я Птица! Вот она я!.. Конечно, она не слышит, это сон. Подлетаю к окну своей комнаты... Не испытывая никаких эмоций смотрю на себя, на себя человека. Только тут замечаю, что та я не просто человек – красивый человек. Оглядываю уже себя. Белоснежные перья блестят на солнце. Нет, сейчас я красивей. Взмываю ввысь. Мне больше не надо то, что осталось там, внизу, мне достаточно неба. Какой странный сон! Я все набираю высоту. А если... если реальность?.. Лишь абсолютное счастье и абсолютное горе... У меня нет чувств, равнодушие... Ну и что?.. Улыбаюсь. Забавно, наверное, выглядит улыбающаяся птица, но мне плевать, здесь некому смотреть.

Если даже это и реально, мне это нравится! Тут намного лучше, чем там. Тут небо. Как это хорошо, просто ветер, просто лето, просто полёт...

Чувствую, что дальше нельзя, замираю. Воздух держит меня. Я смотрю вниз. Теперь я всегда буду смотреть сверху вниз, а не снизу вверх. Я умею летать. Тут лучше.

Медленно спускаюсь, сажусь в лесу, на мокрую от недавнего дождя ветку сосны. Иногда нужно просто посидеть в тишине, чтобы понять...

Тут небо.

Я открыла глаза. Постепенно, то призрачное упоение высотой забудется и потеряет былую яркость. Но сейчас оно живо. Живее всего-всего живого и мёртвого, живее самой жизни. Полёт. Люди всегда мечтали летать, сегодня мне это удалось. Пусть во сне. Пусть лишь на миг.

Я опустила веки. Что я делаю – хочу вновь вернуться в мир грёз? Похоже. Но вот смогу ли я там жить?

Я соскочила с кровати.

А ведь Джим обещал вечность... Тот парень, которого так ненавидит мама. Он такой загадочный... Меня тянет к таким.

Меня тянет ко всему подобному. И я знаю, что когда-нибудь обожгусь.

Тренькнул мобильник.

Я быстро огляделась. Чёрт, где же он?.. Звон повторился.

Ага, под этой грудой белья!..

Нажать на кнопку приема...

– Да?

– Кар... Кар? – Голос улыбающийся, довольный и вкрадчивый.

Голос Джима.

– Привет. Что такое?

– Ничего. Просто соскучился.

– А чего не пришел? Телефон – не самый подходящий способ общения... И потом, я тоже скучаю!

– Что с тобой? Ты какая-то нервная... Плохой сон?

– Иногда эта твоя проницательность сводит с ума! – Слабо отшутилась я.

Однако Джим посерьезнел.

– Что именно тебе снилось?

Я думала не долго.

– Земля с высоты птичьего полета!

– Красиво? Я никогда не летал.

– Отстраненно. – Буркнула я и сама себе поразилась. А не я ли хотела вернуться в ту отрешенность!

Джим ненадолго замолк.

– Ты еще не передумала на счет встречи?

– Какого рода?

– Карина, я серьезно!

– Нет.

– Хорошо, приходи на мост. Я буду ждать тебя в восемь.

Он повесил трубку.

Странно. Очень...

Я выключила трубку. Хватит, и так немало "нагорело".

На мосту в восемь? Ладно. Приду я. Только вот чего вдруг он так переполошился?

Я накинула длинную вязаную кофту – подарок бабушки. Бабушка была отличным человеком. Мир и память!

Поглядела в старинной поделки грязное стекло – свое зеркало.

Брови надо бы выщипать... Подправить линию губ... Убрать лишние щеки... Тьфу! Все равно ведь не возьмусь.

Потом я пошла на кухню, варить пельмени. Все-таки есть хочется!

 

 

Про Чёртов Мост ходило много слухов. Причем 99% из них бесспорный бред. Мне не хотелось думать об оставшемся проценте, и так слишком много вопросов, на которые нужно ответить.

Но я ничего не исключаю.

Накрапывал дождик. Видно, еще не совсем забыла природа о недавнем грозовом действе, решила-таки продолжить начатое. Оно и к лучшему.

Я люблю дождь.

Джим ждал меня на середине моста – высоком камне, через который перекинулись трухлявые деревянные доски. Я ступила на шаткую конструкцию. Страха не было совсем, здесь Джим, он меня защитит. Наивно? Да. Но он однажды уже спас мне жизнь.

– Холодно? Дать куртку?

Джим заботливо положил мне на плечи свою нагретую теплом кожуху.

– Ты долго стоишь? – Не стала отказываться я от жертвы друга. К тому же при нем был рюкзак, из которого он тут же достал запасную скомканную накидку.

Он помотал головой.

– Скажи, это мода, ходить за грибами под дождем? – Я покосилась на на четверть полную плетеную корзину, укрытую полиэтиленовой пленкой.

– Первоначально планировались ягоды... – Он улыбнулся.

Джим покосился на небо, потом закинул за спину рюкзак, подхватил корзину и кивнул мне.

– Пойдем под ёлку, там не так льёт.

– Угу. Под какую?

– Выбирай! – Ехидный взор прожег меня насквозь.

Я проглотила слюну и кивнула на одинокое дерево.

– Пошли.

Добрались мы быстро, тут было всего метров пять. Когда с веток, встревоженных нами, перестали капать горькие капли, я прислонилась к стволу. В нескольких местах иголки расступались, открывая вид на испещренное маленькими водоворотами озерцо. На другой стороне Моста поле. Заброшенное поле, где трава порой превосходит по вышине человека. Там раньше была усадьба. Богатый дом старого финна. До войны он жил здесь. Во время нее, в целях безопасности, бежал за границу. Ну а после... говорят, что он приезжал сюда. Казалось бы, зачем? Дом разрушен, никого не осталось... Только лишь старый подвал, да и тот на ладан дышит.... Что он хотел, этот повидавший жизнь старый финн? Не увидеть свое прошлое ли? Побывать в родных местах, поддаться ностальгии, вспомнить все тут еще живым, для него живым?.. Мне больше нравилась эта легенда. Было еще много легенд. О добре и зле, о войне и любви, о дружбе и славе... Но эта была именно той, которая представляет мир таким, каким он есть, ничего не приукрашивает и ничего не добавляет. Честно сказать, в нее верили меньше всего. Людям почему-то кажется, что им ближе любовь и приключения, нежели обычный поворот событий, который можно было предугадать с точностью до миллиметра.

Джим смотрел на меня.

– Так ты летала?

– Я была Птицей, мне нравилось небо... – В душе я улыбнулась странному чувству полёта: мне действительно было хорошо. – Вначале я считала все сном, но... потом я опустилась на землю и села на окно своей комнаты.

– Там была ты?

– Да.

Он молчал.

По моей щеке скатилась капля. Я не плакала – это плакала ель, стряхивая на нас свои слёзы.

Кристаллики слёз.

– А ты можешь на секунду допустить, что это был не сон?

Моя рука коснулась руки Джима.

– Могу.

Он почему-то отвел взгляд.

– Что было потом, когда ты увидела себя?

– Проснулась.

Меня начала раздражать его напористость.

Никто, никто не увидит мои сны!

Джим отпустил мою руку.

– Ты расстроена?

– Нет. Просто дождь.

Он закусил губу. Потом выбрался из-под ёлки и потянул меня за собой.

– Смотри, солнце!

Я слабо улыбнулась. Я помнила наше светило так близко... жаль, я не смогла вырваться в космос!

Слишком мало воздуха…

На миг мне показалось, что мне не хватает воздуха. Совсем как там, в вышине, тогда я парила на грани...

– Я хочу домой, – словно капризная девчонка, сказала я.

Я действительно хотела домой.

  

Некоторое время мы шли по одной дороге, но вскоре Джим свернул на более узкую, покрытую обильной растительностью тропу. Он шёл к себе домой, я шла к себе. Скоро мы снова встретимся, я знаю.

И почему Джим расспрашивал меня о моем сне? Что в нём такого, что могло бы так заинтересовать его? Я с сомнением покачала головой. Он не стал спрашивать больше лишь потому, что я ясно дала понять, что не хочу говорить на эту тему...

Интересно.

Я продолжала идти вперёд, то и дело ловила себя на том, что с подозрением оглядываюсь по сторонам. Что со мной? К чему эта суета? Откуда мог Джим даже предположить, что во сне я-Птица увидела себя-человека? Ведь он не мог этого знать!

"Джим – сплошная загадка, – подумала я, глядя на мокрую от дождя землю, изредка поднимая глаза и любуясь верхушками сосен и елей, – но он мне нравится. Надо постараться понять его цель, и тогда я могу рассчитывать на что-то большее".

   

 

На следующий день Джим встал рано.

Сходив в ванную, он уселся за обеденный стол и принялся поглощать вчерашний остывший кофе. Ничего нового делать не хотелось, хотелось просто провалиться в черную дыру, подальше от людей, и не вылезать оттуда долго-долго, так долго, сколько он сможет. Все окружающее казалось Джиму серым, размытым дождевой водой, расплывчатым и мутным.

Джим молча покрутил на пальце кольцо. Сиреневый перстень был непривычно легким - знак того, что цель близка. Джим никогда не гордился тем, кто он, однако принимал свое предназначение как должное. Разъезжая по свету, никогда долго не задерживаясь на одном месте. Кроме как сейчас, когда он искал Фениксов. Искал птиц, которым суждено будет взмахом своего могучего крыла спасти солнце. Перед глазами Джима всплыл образ Карины. Он мотнул головой, отгоняя видение, хотя он знал, что и ненадолго. Она – Феникс. Джим понял это сразу же. Просто хотел увериться, подождать. Он не имел права на ошибку. Она та, которая подарит миру свет, станет яркой звездой на пути к очищению, та, что вспыхнет на небе, усыпанном серебром недосягаемой красоты и воцарится в новом виде...

Но почему именно она? Джим уже жалел, что встретил Карину.

Она нравилась ему, как никто другой. Кажется, он даже любил её.

Джим до боли сжал пальцы в кулак и подпер лоб руками. Затем, с силой провел ладонями по лицу, потер глаза.

Ну почему Карина?..

Он быстро встал со стула, не желая больше бесполезно тянуть время, накинул на плечи джинсовку, взял ключи и, заглянув по дороге в висевшее у самого выхода зеркало, спешно закрыл за собой дверь.

Карины дома не оказалось, но её мать объяснила, как её найти. Поблагодарив женщину, Джим не спеша направился по следам Карины к озеру. Он знал, что даже если будет медленно идти, все равно найдет Карину на берегу. Они бывали там много раз и каждый раз задерживались надолго, коротая время за легкой пищей и долгими разговорами.

Карина любила бывать на озере.

Джим тоже полюбил.

Он добрался до озера где-то за сорок минут. Карина неподвижно сидела на берегу, ничего и никого вокруг не замечая. Джим подкрался к ней сзади и нежно обнял за плечи.

– Привет, – Карина повернулась, и её лицо озарила радостная улыбка.

– Привет, милая, – с жаром произнес Джим.

Она поднялась с большого валуна, на котором сидела, и поцеловала его в щеку, прямо как ребенка.

– Я рада, что ты пришел.

Джим смотрел прямо перед собой и, казалось, не замечал ни её, ни всего остального. Карина озабоченно спросила:

– Что-то не так? – Потом беззаботно взъерошила рукой его пушистые волосы, пятясь, отошла поближе к воде и послала ему воздушный поцелуй.

– Карина... – Он попытался подойти к ней, но она вошла в воду по щиколотку, совершенно не обращая внимания на тут же промокшие насквозь босоножки.

Потом весело рассмеялась, глядя на его растерянное лицо.

Джим тоже улыбнулся и, сложив на груди руки, подмигнул ей. И тут же состроил обиженную гримасу.

Тогда Карина вышла из воды и скинула мокрую обувь.

– Все, – серьезно сказала она, – кончаю дурачиться. Так что там у тебя случилось?

Секунду они смотрели друг другу в глаза – она в мутновато-серые, он в обжигающие желтые – пока Джим не отвел взгляд.

– Мне надо с тобой поговорить. Серьезно. Возможно, после этого рассказа ты посчитаешь меня за идиота, я не обижусь. То, что я тебе скажу, на самом деле странно, и если бы я не знал, что это правда, я бы не поверил этому. – От игривого блеска в глазах Карины не осталось и следа, она внимала каждому его слову. Эта еще одна причина, по которой он её полюбил. Он вздохнул. – Мир очень хрупок. Для поддержания его равновесия нужен свет, добро, чистота. У некоторых людей особенно выражены эти качества, даже если они не замечают за собой ничего необычного. Это Фениксы. Тебе, наверное, интересно, почему я заинтересовался твоим сном? – Карина кивнула. – Потому что Фениксы постоянно видят в снах небо, небо, каким его можно увидеть, только если взлететь самим.

Карина стояла и смотрела на него как обычно, но Джиму казалось, будто с него сдирают кожу, заглядывают внутрь, оценивают. Так смотрят Фениксы.

– Ты Феникс, Карина. Одна из тех, кто не даст миру упасть до самой низшей черты существования.

Карина моргнула, словно выходя из транса. Она внимательно посмотрела на своего друга и кивнула.

– Кто ты? – спросила Карина.

Охотник отвел глаза.

– Я тот, кто помогает Фениксам достичь небес.

Её взгляд оставался ясным. Она ничуть не боялась его. Джим впервые видел подобную реакцию. Обычно его подопечные приходили в панику только, узнавая, кто он.

 – Как?

Её жёлтые глаза испытующе смотрели на Джима. От таких глаз не скроется даже мельчайшая деталь: они сразу различают ложь.

– С помощью этого перстня. – Он протянул вперёд сжатый кулак, демонстрируя надетый на указательный палец левой руки перстень.

Она заворожено всмотрелась в него. Солнечные лучи преломлялись, плясали на камне сиреневого цвета, делая его ещё более красивым и величественным.

– Ты веришь мне? – спросил Джим, опуская руку. – Веришь в то, что я рассказал?

Карина неуверенно кивнула и тут же извиняясь глянула на него. У Джима похолодело в груди. То, что он собирался сделать, встало у него перед глазами, растворяя реальность.

Он глубоко вдохнул.

А потом вдруг поцеловал её долгим страстным поцелуем. Карина ответила на его прикосновение, и они обнялись, прижимаясь друг к другу, словно это был последний вздох в их жизни.

– Я люблю тебя, – прошептала Карина, положив голову ему на плечо. – Слышишь?

Джим набрал полные лёгкие воздуха и скосил глаза на левую руку, перстень стал темно-фиолетовым.

Он ещё раз крепко сжал Карину в объятиях и тихо-тихо сказал:

– Пора.

Карина вопросительно подняла брови.

– Что?

– Извини. – Джим легонько прикоснулся перстнем к её спине. – Мне очень жаль.

Карина застыла. Её зрачки больше не реагировали на солнечный свет. Через секунду яркое пламя мгновенно окутало её всю и тут же исчезло, унося с собой Карину.

Теперь Джим обнимал воздух.

Он опустил руки и поднял взгляд. Высоко-высоко в небе летела белая птица, равнодушно взирая вниз. И лишь, когда она встретилась высоким взглядом с Джимом, в её зрачках промелькнула боль.

Щурясь от солнца, Джим поднёс руку к глазам и не шелохнувшись наблюдал за её полётом.

Когда она почти скрылась за верхушками деревьев, Охотник прошептал:

– Лети, Птица счастья. Пусть высота станет тебе домом.

Охотник опустил взгляд.